#Введение_в_классическую_механику: Юрий Виноградов (EllektraJazz & EllektraCyclone)
Когда солнце находится над деревом — тень не отбрасывается
Среди композиторов всех времен было множество личностей необыкновенных, вплоть до эксцентричности. Безусловно, оригинальность взглядов, склонностей, социального образа никому не гарантирует музыкального таланта и своеобразия, но в целом ряде случаев необыкновенная музыка и эксцентричная натура идут рука об руку.
Одним из таких случаев в XX веке является casus Джачинто Шельси (Giacinto Scelsi), графа Аяла Вальва - итальянского поэта, эссеиста, композитора, предпочитавшего большую часть времени вести практически затворническую жизнь, разбавляемую редкими выходами в свет, чаще всего по поводу той или иной собственной премьеры. О Шельси ходило множество экстравагантных слухов, некоторые из которых он и сам подтверждал. Шельси совмещал увлечение европейской философией, в частности, Анри Бергсоном, и оккультизмом, увлекался различными восточными учениями и буддизмом, в частности, интересовался антропософией и теософией. Ходили слухи, что после кризиса в возрасте 40 лет, последовавшего за разводом, он путешествовал на Восток в поисках особой мудрости, утраченной предельно рациональной мыслью Европы. Неоплатонизм, мистицизм, история философии, астрология - все это и многое другое было инструментами творческой и интеллектуальной лаборатории композитора и поэта. Лаборатория эта находилась, очевидно, в состоянии крайнего беспорядка.
Джачинто Шельси запрещал себя фотографировать, поэтому фотографии его немногочисленны и фиксируют облик композитора в молодости; в ту пору он еще не так дорожил своей репутацией затворника и избирательностью своих социальных контактов. Известно, что композитор не отличался нервной устойчивостью и значительное время провел в психиатрической лечебнице в Швейцарии, где умудрялся шокировать своими импровизациями даже содержавшихся там много лет пациентов, упрекавших его в подлинном и бескомпромиссном безумии.
Единственный наследник богатого итальянского рода сицилийского происхождения, Шельси буквально воплощал в себе образ сумасбродного аристократа-оригинала: в плане музыки это касалось в первую очередь мессианской уверенности композитора в том, что он обязан создать новую, неслыханную доселе, правдивую музыку, которая истинно отражала бы саму внутреннюю жизнь сознания, была бы чем-то вроде фиксации жизни ума, погруженного в себя в процессе медитации, самопознания. Впрочем, не только, теоретические предпосылки его музыки были необычны, практическая их реализация тоже заслуживает внимания: если до 40 лет Шельси придерживался вполне традиционной композиторской практики, писал партитуры, работал с исполнителями, то его наиболее новаторские работы написаны совершенно иначе. В зрелый период своей жизни Шельси, закрывшийся в своей студии в Риме, предоставлял своим музыкальным "секретарям" записи импровизаций на магнитной пленки, которые уже ими и оформлялись в пригодные для исполнения музыкантами партитуры.
В плане предпочтения скорее импровизации, чем традиционной композиции как метода создания музыки, он не был одинок, как и в мысли, что музыка и сознание в его непосредственности, т.е. не препарированное понятиями европейской психологии и иными внешними понятиями, должны отражать друг друга. Терри Райли, Джон Кейдж исходили из сходных позиций (кроме того, они также увлекались буддизмом и иными восточными учениями), но музыка всех троих композиторов в звучании имеет больше различий, чем сходств. В отличии от Кейджа, считавшего ум и дисциплину важнейшими элементами творческой жизни, открывающими дорогу к новому жизненному и музыкальному опыту, Шельси радикально отрицал рацио. Он утверждал, что слишком много думал в юности, но самое интересное создал тогда, когда сумел исключить мышление из своего творчества.
В "Анкете самому себе", опубликованном посмертно документе, отражающем творческие принципы зрелого Шельси, композитор так высказывается о музыке: «Музыка есть результат проекции и кристаллизации в звуковой материи момента дления durée в бергсоновском смысле то есть как становления». Анри Бергсон, влиятельный французский философ начала XX века, автор знаменитого трактата "Творческая эволюция", различал дискретное время, то самое, которое мы можем измерить с помощью часов и иных приспособлений, и непрерывную длительность ("дление", duree), проживаемую нами непосредственно. Для Шельси традиционная музыка, включая музыку модернистскую, додекафоническую и ту самую, которую он, под влиянием учителей и истории музыки, писал первую половину своей длинной жизни, находится в плену дискретного, рационализирующего подхода к действительности. Самые известные зрелые работы Шельси, например, Uaxuctum или "Четыре пьесы для оркестра, на одной ноте каждая", являются попытками "кристаллизовать момент дления", выразить в звучащей материи ту возможность, которая открыта теоретическими идеями Бергсона и практическими методами буддийских медитаций.
Увлечение иррационалистическими концепциями, утверждавшими как минимум ограниченность ума, а как максимум его полную несостоятельность как инструмента познания так или иначе понятной "истинной действительности", философией жизни и более поздним экзистенциализмом и персонализмом, оккультизмом, не является чем-то совершенно неслыханным для европейских интеллектуалов, как и их ностальгический интерес к восточной мудрости: еще греческая философия в своем основании имеет мифы об обучении Фалеса и Пифагора, первых философов, у египетских жрецов. В случае Шельси такая эклектика, направленная против разума как предположительно иссушающего и истощающего жизнь начала, любопытна в силу того, что позволила итальянскому композитору создать оригинальную музыку. Можно по разному относится к мировоззренческим постулатам, которые лежат в ее основании (скажем, для меня все это скорее занятная, заслуживающая внимания, но непоследовательная и пестрая путаница, чем что-то, чем бы я предпочел руководствоваться). Как музыка, как "звучащая материя" она безусловно заслуживает интереса.
Музыка Шельси не оказалась "разрывом" и чем-то единственным, прекрасным, но бесплодным, его манера музыкального письма повлияла на его младшего современника Луиджи Ноно и на спектралистов, таких, как Жерар Гризе и Тристан Мюрей.
В "Анкете самому себе" содержится еще один занятный ответ, который стоит привести в качестве завершающего штриха этого небольшого портрета Шельси как композитора: «Как можно классифицировать или определить вашу музыку? – Когда солнце находится точно над деревом (бамбуком), тень не отбрасывается».
Желающих подробнее ознакомиться с личностью и музыкой Шельси отсылаю к интересной и пространной статье Левона Оганесовича Акопяна о композиторе: http://imti.sias.ru/upload/iblock/17a/akopyan.pdf
